Рецензия на пьесу Пластелин Сигарева
Рецензия на «Пластилин» В. Сигарева.
Очень любопытно иногда проходит литературный процесс. Скажу честно, если бы не знал, кто автор и что этому автору дали премию, даже не стал бы и читать подобную пьесу. Но когда автор получает официальное признание все его «недоработки» чудесным образом превращаются в новые литературные приемы, которые предстоит исследовать и штудировать.
Значит, сюжет такой: 14 летний мальчик Максим (интеллект, судя по репликам, сумел развиться только до шестилетнего), блуждает по городу, попадает в переделки, общается с местными жителями и в финале трагически погибает.
Местные жители состоят исключительно из «подонков», «сволочей», «подлецов» и опять-таки, судя по репликам, в подавляющем числе из дебилов.. Любопытно так же, что самыми сволочными персонажами пьесы являются женщины. Все они, как правило, дегенератки, причем поголовно похотливые дегенератки, три из них по ходу сюжета пытаются изнасиловать нашего героя. Подружка Максима, Наташка, — фирменный «ублюдок в юбке». Мать Максима — стерва и алкоголичка. Учительница в школе – чуть более образованная, чем остальные персонажи, дегенератка с невероятно сволочным характером. Бабушка Максима – человек конечно добрый, но находящийся на крайней стадии старческого маразма. Иногда Максиму мерещится «ОНА». Кто такая «ОНА» Максим так и не понимает до конца своей короткой жизни. Он даже не узнает хорошая ли «ОНА» или плохая, что от нее вообще можно ждать.
Таким образом, к исходу текста только два человека вызывают у зрителя хоть какое-то уважение, это двое подонков уголовников, которые насилуют Максима и его друга, также дегенерата, Леху. Любопытно, что живя столько времени в подобной среде, ни Максим, ни Леха не знают, что означает играть в карты на «просто так», и проигрывают свои задницы этим двум упырям. Что еще любопытней, проигрывают, играя в «дурака». Начинается пьеса со сцены похорон, заканчивается – убийством. Ублюдки, подонки и дебилы по худу всего сюжета кружатся вокруг бедолаги Максима, создавая определенный гротескный фон. Такова, по мнению Сигарева, наша нынешняя российская действительность.
Родом Сигарев из Ревды. По сюжету пьесы, я понял, что подобную апокалипсическую картину он наблюдал с самого своего детства в своем родном городе (кстати, город действительно относится к разряду проблемных). Меня позабавило, что в пьесе неестественно мало для подобной среды мата. Больше обычной ругани, причем, как правило, хаотичной. Еще меня позабавило, что реплики «Ты че!», «А ты че!» – повторились в пьесе более ста раз! Этот очень интересный литературный прием наилучшим образом характеризует весь фон событий. В принципе пьеса напомнила мне «Страдания юного Вертера» Гете. По крайней мере, сюжет классический.
Эмоциональный фон всего текста чрезвычайно тяжелый. Героя непрерывно пытаются изнасиловать, причем сначала женщины, а затем и мужчины. Бедного Максима непрерывно бьют, учительница называет его «сучьим отродьем», даже друг Леха в итоге его предает. Только мистическая «ОНА» своим «миражом» временами сглаживает ситуацию. Финальная сцена – убийство Максима — действительно напоминает Шекспира. Бедный ребенок кричит, умоляет своих мучителей, в которых, как я понял, нет ни грамма сострадания и уважения к человеческой жизни, плачет и в конце концов даже мочится от страха им под ноги. Но разжалобить извергов ему так и не удается. Среди палачей Максима присутствует и его бывшая подружка Наташка, которая согласно авторскому замыслу, является самым подлым существом во всей постановке. Однако подспудно из всего этого фона выплывает надежда на будущее и легкий свет проскальзывает из мрака «темного царства». Так что получается, что все это было не напрасно.
Таким образом, прочитав пьесу, я понял, что мне обязательно надо сходить на спектакль и увидеть как все происходит воочию. Пьеса удостоена 10 наград, в том числе и самой престижной в области драматургии «Европейского оскара». Она так же будет номинирована и на «антибукера» и вполне возможно его получит. Я думаю, что эта пьеса является наиболее прорывной в нынешней литературе и наиболее интересной с точки зрения новых литературных приемов. Эта пьеса так же является самым большим успехом «школы Николая Коляды», сейчас она поставлена и идет во многих европейских театрах. Эта пьеса так же является несомненным успехом и самого Николая Коляды, который является учителем Василия Сигарева.
Источник
Сигарев василий пластилин анализ
В статье рассматриваются некоторые композиционно-речевые и сю — жетные аспекты пьесы Василия Сигарева «Пластилин», знаковой для теа — трально-драматургического движения «Новая драма». Прояснение кон — фликта драматургического произведения соотносится с определением специфики позиции читателя / зрителя.
Ключевые слова: новейшая русская драма («новая драма»), сюжет, кон — фликт, беллетризованная ремарка, интенция автора, позиция читателя / зрителя.
Успех драматурга Василия Сигарева, несомненно, свя — зан с постановкой его «Пластилина» в Центре драматургии и ре- жиссуры (реж. К. Серебренников). Пьеса была написана в 2000 г. и первоначально называлась «Траектория падения невинности», но драматург Н. Коляда, у которого учился Сигарев, посоветовал изменить название. Пластилин – это и образ реальности, описан — ной в пьесе, и единственное средство для героя выразить себя, защититься1.
Есть мнение, что театрально-драматургическое движение
«Новая драма» родилось на премьере «Пластилина» в ЦДР2. Кроме того, пьеса прославилась тем, что помимо двух премий –
«Дебют» и «Антибукер» – удостоилась престижной драматурги-
ческой премии Evening Standard Award. Одновременно велись раз — говоры о «недраматургичности» «Пластилина»3.
Главный герой «Пластилина» – 14-летний подросток-сирота Максим, преследуемый и терзаемый практически в каждом эпизо — де. Пьеса начинается со сцены, в которой из окна дома автокраном вытаскивают гроб мальчика-самоубийцы, друга Максима, и заканчивается сценой, в которой главного героя выбрасывают из окна уголовники.
«Пластилин» состоит из 33-х коротких эпизодов (каждый эпи — зод – новое место действия) и тем самым напоминает по форме ки — носценарий. В каждой из сцен (в тексте они обозначены цифрами) происходит столкновение героя с людьми. Это конфликтное про — тивостояние обозначено уже в афише пьесы: «Действующие лица. Максим – 14 лет. Она. И Другие…» (392) (выделено мною. – И. Б.). Героя последовательно исключают из разных социальных институ — тов: выгоняют из школы, отвергают сверстники, – и из самой жиз — ни: убивают насильники. Везде Максим выходит, с одной стороны, проигравшим, с другой стороны, он до финала пьесы не поддается на уговоры своего друга-самоубийцы Спиры покинуть эту жизнь (при всей натуралистичности пьесы в ней появляется призрак мальчика). Смерть Спиры – исходное событие пьесы, определяю — щее ее развязку; Максим последовательно приближается к траги — ческому финалу.
Концентрация, уплотнение «ужасов» достигают своего пика, когда герой, оставшийся сиротой (умирает его бабушка), решается мстить насильникам. 29-й эпизод стилистически и по содержа — нию копирует первый, что дает основания говорить о том, что все
27 эпизодов (между 1-м и 29-м) – воспоминания героя, те события, которые привели его к такому решению: используя кинематогра- фическую терминологию, это можно назвать своеобразным драма — тургическим «катбеком»4. 30-й и 31-й эпизоды, во время которых Максим сообщает детскому голосу за дверью о смерти бабушки и натыкается на соседа-погорельца, – ретардирующие моменты, от — тягивающие развязку. 32-й, 33-й эпизоды – медленное и мучитель — ное «убивание» Максима, подчеркиваемое ремарочными повтора — ми («Седой бьет Максима по руке. Еще раз. Еще. Еще. Еще»).
Пьесу предваряет эпиграф – стихотворение Дино Кампана, ко-
торый сразу настраивает читателя / зрителя на восприятие некоей лирической истории с трагическим концом.
Вот и все Отцвели розы Лепестки облетели
Отчего мне все время мерещились розы
Мы их искали вместе
Мы отыскали розы…
…Вот и все, и забыты розы (392).
Соотнесение эпиграфа с сюжетом «Пластилина» дает повод го — ворить о главном герое пьесы как о современном романтическом
герое [имеется в виду романтическое как модус художественности (В. И. Тюпа)]. Романтика так или иначе утверждает полную свобо — ду внутреннего мира личности от ее внешнего существования, но
«реализация внутреннего во внешнем романтическим модусом художественности исключается»5. Реалии, в которых существует Максим, предельно экзотичны, во всяком случае для потенциаль- ных читателей / зрителей пьесы – жителей крупных городов. Это провинциальный городок, убогие пятиэтажные хрущевки, обшар — панные подъезды с покореженными почтовыми ящиками. Роман — тичным ореолом овеян образ девочки, в которую влюблен Максим. В пьесе она сначала обозначена как ОНА и является для главного героя неким идеалом, единственным чистым существом в этом го — роде (есть еще бабушка Максима, больная, а оттого совершенно беззащитная):
ОНА идет навстречу по тротуару, аккуратно переступая лужи. Не идет, а парит. Такая вся легкая, воздушная, неземная. ОНА. Максим стоит как завороженный (398).
Однако автор показывает ЕЕ не только как легкое, воздушное существо, но и как порождение маргинальной среды. Максим ста- новится свидетелем истерики возле лотка с обувью. После того как мать отказывается купить обновку, лицо девочки перекашивается, ОНА кричит: «Не трогай меня, дура! Ты мне не мать больше! Отпусти! Отпусти! Дура! Дура! Дура! Хоть бы ты умерла…» (438). В финале пьесы, перед смертью, Максим вновь видит ЕЕ в тех самых белых босоножках, но ОНА дразнит его, извивается, убегает. Единственный светлый для Максима образ деформируется, демон — стрирует свою принадлежность к враждебному миру.
Эпизоды «нанизываются» друг на друга, и каждый из них спо — собствует все большей концентрации «ужасов действительности», окружающих главного героя и ведущих его к трагическому финалу. По всем признакам сюжетная организация «Пластилина» кумуля — тивная, с той лишь разницей, что финальная катастрофа в нем не
«веселая», во всяком случае для героя и читателя / зрителя.
Все остальные образы, особенно женские, созданные Сигаре — вым в пьесе, также монструозны, гротескны. Мать Спиры – алкого — личка, собственная мать Максима, очевидно, издевалась над ним (эпизод 10). Случайные женщины, попадающиеся Максиму на пути, – пьяные и психически неполноценные, зацикленные на материально-телесном низе (с этой точки зрения интересна ситуа — ция с невестой, натравившей на героя своего жениха). Странная девушка Натаха заманивает Максима и его друга Леху к насильни — кам и во время сцены насилия истерически смеется. Учительница
Людмила Ивановна врывается в мужской туалет, таскает учеников за волосы и добивается исключения Максима из школы.
Образ педагога-монстра обычно в художественной литературе связан с мотивом насильственного приобщения ученика к знанию. В этом случае сам образовательный процесс восходит к архаи — ческой традиции инициирующего «обучения у чудовища», часто сопровождающегося насильственными испытаниями человека6. Деформация в этом случае символизировала «временную смерть», а взрослые, приобщающие инициируемых к тайным знаниям, – пособников мира смерти. Бестиальное поведение Людмилы Ива — новны из «Пластилина» очевидно. Она та, кто желает смерти не- угодного «ученика»: «С ним песенка уже давно спета» (400), «Ну, с ним-то вопрос решенный. […] Может, прибьют на улице скорее, да и все. Хоть одним гадом на земле меньше будет» (411). Маниакаль — ное любопытство учительницы, носящей длинное коричневое пла — тье и постоянно заглядывающей в мужской туалет, намекает на тот род знаний, к которым бы она хотела приобщить своих учеников или приобщиться сама. Людмила Ивановна якобы пытается пре — рвать незаконное курение в туалете, но выясняется, что она осо — знанно мстит ученику за то, что тот «настучал по дыне» ее племян- нику-карманнику. Все, чем Максим может ответить окружающей его ненависти, – ответной грубостью и фигурами из пластилина. Вылепленный им специально для того, чтобы напугать учительни — цу, «член» – гротескное изображение ее нереализованных желаний, которые осознаются подростком («член из пластилина слеплю до колена, и пускай радуется»), и то, что, как ему кажется и как принято в подростковой мифологии, должно сразить взрослую женщину – символ власти и превосходства.
Учительница-«чудовище» (вообще образ взрослой женщины для мальчика-подростка здесь – вместилище тайного, до чего маль- чик не может добраться) оказывается первой в цепочке «убиваю — щих» Максима. Однако «Пластилин» – история не только о том, как трудно быть подростком в провинциальном городе, но и о свой- ственном этому возрасту сочетании интереса к низменной, грубой сексуальности и в то же время – жажде любви.
Кульминации пьесы – сцене насилия – предшествует внезап — ный поворот ситуации. Мальчики идут за Натахой в предвкуше — нии удовольствия, но натыкаются на двух взрослых уголовников. Согласившись играть в карты, Максим с Лехой сами подписывают себе приговор. И если Леха в итоге отказывается идти в милицию, то Максим в одиночку идет к насильникам, чтобы отомстить им. Здесь герой явно испытывает судьбу и намеренно подвергает себя опасности – это дает повод некоторым исследователям считать, что
в пьесе присутствуют черты трагедии: весь социально-бытовой смысл затмевается «прасюжетом… о бабочке, летящей на огонь»7.
Интересно замечание одного из критиков о том, что пьеса Сига — рева напоминает житийное повествование, в частности историю невинно убиенного отрока8. Однако Максима нельзя назвать «не — винным» в «житийном» смысле. Он не мученик, который добро — вольно соглашается на смерть, хотя мог бы избежать ее, а изначаль — но обреченная жертва, хотя и облаченная в романтический пафос. Это подтверждается и его болезненностью (периодически у него идет кровь из носа, болит голова).
Мир, который он видит вокруг себя, а вместе с ним его видит и читатель/зритель, создан подростковым сознанием, в котором женщине присущи монструозные черты, в котором все события вертятся вокруг нереализованного сексуального желания (риско — ванный просмотр фильма «Калигула» в кинотеатре, подглядыва — ние за парочкой) и попытки стать взрослым через приобщение к женщине, хотя в этом пространстве все женщины, кроме НЕЕ, чудовищны. Этот мир изначально выморочен и конфликтен по от — ношению к личности. В нем можно существовать либо в функции монстра (учительница, Седой, Курсант), либо в функции гротеск — ных типажей (старуха, парень, директор, невеста, жених). Вязкая действительность пространства провинциального города, окраины захватывает личность и обращает ее в ничто: «Мимо него идут какие-то люди. Молчаливые, с пустыми лицами» (393).
Система персонажей легко распадается на два «лагеря»: враж — дебных взрослых и детей (к ним же можно отнести призрак Спиры, девочку, в которую влюблен Максим, и детский голосок из-за две — ри). Подросток в этом мире вынужден лгать и изворачиваться, как Леха, и тогда взрослые оставят его в покое, примут к себе, позволят учиться в школе. Если же подросток, как Максим, противостоит мнимой реальности, не «вписывается» в гротескный мир взрослых, противопоставляя ему свое видение и правду, он обречен.
Маргинальное бытовое пространство идентифицируется чита — телем не только благодаря ремаркам, но и благодаря организации
«речевого потока» говорящих в пьесе персонажей (см., например, начало пьесы: «Ты чиво это? Нельзя…. Одноклассник? – Иди туда… – Не толкайся! – Чё? – Пшел вон!»). «Магнитофонная прав — да» Сигарева – не простое копирование многословия современной социальной среды. Как и в любом драматическом произведении, здесь речь формирует образ персонажа, а также выполняет функ — цию словесных действий. «Пластилин» перенасыщен просьбами, приказами, упреками, руганью, особенно угрозами, т. е. теми сло — весными формами, которые требуют незамедлительной реакции
со стороны персонажа, на которого это словесное действие направ — лено. Подростковый сленг, насыщенный словами-паразитами, фра — зы, короткие, рубленые и резкие, придают тексту динамику.
Заметим, что чем «разговорнее» воспроизводимая драматур — гом речь, чем она лаконичнее и чем больше в ней обсценной лекси — ки, тем пространнее ремарки, вводящие читателя / зрителя в сю — жетную ситуацию и настраивающие на определенное восприятие героя и происходящих событий. В ремарках выражается интенция автора, его точка зрения на происходящее. В «Пластилине» точка зрения героя иногда совпадает с авторской, и, соответственно, читатель / зритель видит происходящее не отстраненно, а как бы изнутри созданного драматургом мира.
Максим видит в зеркале свое лицо. Удивленно рассматривает его, словно видит в первый раз. Кто-то трогает его за плечо. Максим оборачи — вается. Видит Женщину в черном платке (393).
Ремарка в пьесе выполняет не только поясняющую и обозна — чающую функции, но является беллетризованной частью драма — тического произведения, побуждающей читателя активировать свое воображение. Многие ремарки представляют собой отдельные эпизоды.
Ночь. Комната. Кровать. Максим держится за голову. Тихонько воет. Смотрит стеклянными глазами в потолок.
Вдруг стены начинают пульсировать. Комната сжимается. Потолок надвигается на Максима. Все становится живым, подвижным. Все дышит. Шепчет. Живет. Движется. Пульсирует. Смеется.
Комната становится все меньше и меньше. И вот это уже не комната, а маленькая шкатулка, с обитыми черной материей стенками. Это уже не комната – это гроб.
Максим кричит… (421–422).
Этот эпизод предшествует сцене насилия. По сути, Максим уже мертв. Его участь в этом мире предопределена. Однако он не решается сделать последний шаг – пойти вслед за Спирой. Единственная попытка выйти из этого выморочного мира пред — ставляет собой и единственную вертикаль пространства пьесы. Оказавшись на крыше, Максим видит знакомый ему снизу мир совсем в другом свете.
Максим выбрался через окно на серую шиферную крышу. Подошел к краю. Смотрит вниз.
Там подобно муравьям копошатся люди. Идут по своим делам и опаз — дывают. Приветствуют друг друга и тут же прощаются. Бросают в урны
сигаретные окурки и промахиваются. Рассказывают друг другу анекдоты и сами же смеются. Спотыкаются на левую ногу и плюют через левое пле — чо. Спотыкаются на правую и улыбаются. Сморкаются на землю и сами же наступают на это. Находят копейки и теряют рубли. Бегут за автобусами и не успевают. Встречаются и расстаются. Радуются и грустят. Любят и ненавидят. Но никто из них не смотрит вверх. Туда, где танцуют в небе голуби. Туда, где рождается дождь. Туда, где на самом КРАЮ стоит Мак — сим (440).
Здесь по-особому выражается мировосприятие подростка, остро чувствующего свою обособленность от мира людей и одновременно противопоставляющего себя реальности, желающего быть приня — тым и осознающего невозможность «быть своим» в этом мире.
Закольцевав «траекторию падения невинности» 14-летнего подростка, автор, по сути, «приносит своего героя в жертву», тем самым прерывая запущенный маховик насилия. Максим –
«идеальная жертва», он одновременно и не отличается ничем от других (так же груб) и принципиально отличается от всех – прежде всего своей чистотой (инициатором «грязных игр» всегда выступает Леха), невинностью (см. первый вариант названия пьесы), неспособностью к физическому насилию (словесные жес — ты насилия – это максимум, на который он способен), романти- ческим восприятием, желанием любви, тягой к самовыражению. Это отличие, сохраняемое им до конца (он так и не смог нанести удар насильнику), и делает его объектом насилия. Уничтожив свою жертву – Максима, выморочный мир сохраняет неизменное со — стояние: никто и ничто не изменится (напомним, что даже ОНА перед смертью только дразнит героя). Впрочем, и герой, в свою оче — редь, от начала до конца остается неизменным, так как не может идентифицироваться ни с одной из ролей, навязываемых ему дру- гими персонажами (на протяжении пьесы его называют щенком, обормотом, гаденышем, последним подонком, наркоманом, отбро- сами, мерзавцем, гадом, шакалом и т. п.).
Насильственная смерть Максима, как это ни парадоксально, является освобождением не только для него, но и для его мучите — лей, которые, в свою очередь, не могут быть соотнесены с чистотой уничтожаемой ими жертвы, но этой жертвой очищаются. Не слу — чайно, выгнав из школы Максима и пережив смерть своего пле- мянника, из-за которого она «вступила на тропу войны» со своим учеником, Людмила Ивановна «в Бога ударилась. Правильная вся такая ходит. В толчок уже все – завязала» (423).
Таким образом, автор через гибель своего героя-подростка разоблачает действительность, представленную в пьесе, как низ-
менную, неизменную и невозможную для выживания невинного. Смерть героя-жертвы возвращает гармонию выморочному миру, однако не читателю / зрителю. Финал пьесы воспринимается, та — ким образом, как бескатарсисный.
Ситуация тотального отчуждения героя от социума, связанная с криминальными мотивами, давно известна русской драматургии. В этом отношении жанровая стратегия «Пластилина» в «Новой драме», пожалуй, самая традиционная, а ценностно-смысловая интенция автора здесь наиболее отчетливо явлена читателю / зри — телю – автор обнажает свое сочувствие к герою и ненависть к его мучителям не только в паратексте и беллетризованных ремарках, но и в самой композиционно-речевой и сюжетной организации пьесы.
Материал взят из: Научный журнал Серия «Филологические науки. Литературоведение и фольклористика» № 11 (54)/10
Источник
